гробы с погибшими. Ни званий, ни имён. Только места назначения. Девушки из штаба быстро разложили цветы, собранные на клумбе около одного из модулей. Цветы там взошли давно и их оберегали от посягательств любителей ночных свиданий, выставляя часового. Хотя, возможно охраняли именно модуль, поскольку там жили только девушки. Марика так чуть не подстрелили один раз.

— А теперь почтим память наших погибших товарищей. Головные уборы снять! — скомандовал Валерий Алексеевич, резко сняв с головы фуражку. — Объявляется минута молчания.

Мне показалось, что в этот момент даже стало как-то меньше шума от вертолётов. Но это был некий пролог перед их появлением.

Тишина… Вот так живём, а потом уходим из этой жизни в тишине. Возможно, моё тело из прошлой жизни хоронили именно так. А может и вовсе я до сих пор не найден.

Постепенно начал нарастать гул винтов. Краем глаза я видел, как медленно летят в нескольких десятках метров от земли вертолёты. Ми-8 впереди, а по бокам и чуть сзади Ми-24. Скорость небольшая, но приближаются винтокрылые всё быстрее и быстрее. Вот они уже почти над строем, и в этот момент они одновременно начинают выпускать тепловые ловушки, отдавая таким образом дань уважения погибшим.

Вертолёты выполнили проход и взяли курс на горный хребет. Похоже, что повезли группу на высадку для выполнения какой-то специальной задачи. На этом и основная часть прощания закончилась. Теперь нам предстояло по одному пройти мимо гробов с телами погибших.

Такая процессия растянулась на долгое время. Замполит из командования армией, начал снова нервничать… хотя, сомневаюсь, что он расслаблялся во время прощания. На его лице всё это время читалось уныние и недовольство.

Загрузив гробы в самолёт, Валерий Алексеевич дал указание всем убыть на отдых. Так вот и заканчивают свой путь военнослужащие нашего полка, погибшие в Афганистане.

Ожидаемый приезд начальства снова не состоялся. Маршал Ахромеев задержался в Кабуле для беседы с высоким афганским начальством, а командование армии решило ограничиться отправкой Хрекова и ещё нескольких старших офицеров.

Сегодня, как никогда было заметно, что на аэродроме появились новые афганцы, изучающие разрушенную стоянку и периметр базы совместно с нашими специалистами. Но смотреть за работой этой бригады времени не было.

Согласно вчерашнему плану, наши истребители и штурмовики Афанасьева работают в интересах мотострелков. Каждые полчаса кто-то садится и взлетает. Техники работают без перерыва, а на полосе от высоких температур и разрежённого воздуха то и дело рвутся пневматики колёс.

В боевых вылетах я сегодня не участвовал. Вместо этого я стал штатным «мешком» у восстанавливающихся после перерыва лётчиков. Таким словом обычно нарекали тех, кто просто летает в составе экипажа, занимая место в кабине. Толку от этого полёта никакого, кроме времени налёта себе в книжку, которого мне здесь хватало с избытком.

Основной объём налёта сегодня выполнял наш командир. Сначала он летал с инструктором, потом самостоятельный полёт со мной. Управление самолётом он мне не давал. И лишь в конце решил предоставить мне шанс покрасоваться над аэродромом.

— Серый, готов пилотировать? — спросил Томин у меня по внутренней связи, когда мы закончили выполнять его полётное задание.

— Готов. Над точкой? — спросил я.

— Конечно, ребя! Чего стесняться, — воскликнул он, переводя самолёт на снижение в районе третьего разворота. — Янтарь, я 201й, над точкой свободно? — запросил командир у руководителя полётами.

У группы руководства полётами, возникло небольшое замешательство. Всё же им необходимо прикинуть, есть ли у нас возможность, чтобы покрутиться над полосой и стоянками. А командир в это время продолжал свой заход на полосу с градиента, то есть по-афгански.

Да так резво, что я слегка врос в кресло, маска немного прилипла, а в районе груди стала поджимать перегрузка.

— 201й, разрешил работу над точкой. Контроль за высотой, — дал команду руководитель полётами, когда мы пронеслись на скорости 800 км/ч над полосой.

— Понял, работаю, — доложил Томин. — Управление передал, — вышел он по внутренней связи.

— Управление принял, — сказал я и почувствовал в своих руках и ногах все нити управления самолётом. — Горка.

Ручка управления пошла на себя, угол набора 20°, и начинаю резво набирать высоту. Скорость слегка упала и в этот момент выполняю разворот, переводя самолёт снова на снижение. Все движения плавные, никаких отклонений от заданных параметров, чтобы командиру не влетела по объективному контролю какая-нибудь предпосылка к авиационному происшествию.

Наметил ориентир, как и положено при любом пикировании. Скорость растёт, перегрузка начинает увеличиваться, но совершенно не влияет на пилотирование.

— Ну, давай посерьёзнее. Без вот этих занудных горок и пикирований, — сказал по внутренней связи командир, в момент вывода из пикирования в 300 метрах от земли.

— Понял.

Рычаг управления двигателем в положение максимал, разгоняюсь до 1000 км/ч и слышу одобрение от Валерия Алексеевича, что я правильно понял его намёк.

Снова ручка управления самолётом пошла на себя, педалями держу направление. Перегрузка растёт, прошла значение 5 единиц, скорость 400 км/ч и вот она верхняя точка петли.

Пошёл снижаться, пикируя в район контрольной точки аэродрома. Снова вывожу, только высота ниже 300 метров, а скорость вывода 800 км/ч.

— Хорошо! Давай ещё раз, и теперь полубочку, — подсказывает мне дальнейшие действия Томин.

Снова пошёл выполнять петлю, подошла верхняя точка, скорость упала до 350 км/ч. Смотрю вниз, и очень хочется опустить нос, но команда была на полубочку.

Ручку управления самолётом отклонил на себя и начинаю вращение. Один оборот, второй и останавливаю вращение, ставя педали в нейтральное положение. Весь полёт проходил спокойно, но в последние пару минут пропотел основательно.

Разгон, пикирование и прохожу над магистральной, выполняя боевой разворот влево. Чувствую, что на земле меня сейчас многие проклинают за такой шум.

Ещё пару раз выполняю комплекс фигур и иду на посадку. Плавно садимся. Полосы хватает, чтобы сразу не выпускать тормозной парашют.

— Разрешите получить замечания? — спросил я у командира, когда мы освободили полосу.

— Нормально. Сказывается на твоей подготовке опыт полётов в ущельях, — смеётся Томин. — Не сбавляй оборотов, ребя, и всё будет хорошо. Больше хвалить не буду, чтобы не зазнавался.

— Понял, — улыбнулся я, занимая магистральную рулёжку для следования на стоянку.

У самолёта меня уже встречал Дубок, слегка измазавшийся в краске. Вид у Елисеевича был, будто он клад нашёл в местной пустыне или пирамиду построил.

— Подожди. Дай хоть шлем сниму, — сказал я, расстегнув хлястики на шее.

— Давай помогу, — сказал Дубок, сняв с головы все три слоя — шлем, шлемофон и подшлемник.

Быстро у него это получается!

Дубок потянул меня в сторону моего самолёта, который окружили с десяток техников, наслаждаясь каким-то художеством от Елисеевича.

— Сам рисовал, — гордо заявил Дубок. — Не думал, что получится.

На фюзеляже красовалась эмблема пикирующего орла, сжимающего молнию в своих лапах, на фоне флага СССР.

— Классно! — воскликнул я, и это было настоящим проявлением эмоций. — Даже я бы сказал, круто! Спасибо Елисеевич!

— Да не ма за шо! — ответил он со своим кубанским акцентом. — Как командир только отреагирует?

Но долго узнавать это не придётся. К толпе подошёл Томин, изучая нарисованную эмблему. Взгляд был задумчивый, и он сейчас мог отреагировать совершенно непредсказуемо.

— А пускай! — махнул он рукой. — Может, на все нанесём такие, Елисеевич? — улыбнулся командир и тут Дубок потускнел.

Не готов он в промышленных масштабах заниматься рисованием. Оно и понятно. Елисеевич, возможно, ночь не спал, чтобы нарисовать этот шедевр и меня порадовать. Золото, а не человек!

— Товарищ командир, второй у меня такой не получится, — улыбнулся Елисеевич.

— А если приказ поступит? — картинно сдвинул брови Валерий Алексеевич.

— Приказ выполним, товарищ командир, — приложил руку к голове Елисеевич, но Томин, пожав технику руку, дал понять, что это была шутка.

— Пошли, Родин. Разбирать полёт будем, — сказал Валерий Алексеевич и повёл меня за собой в класс подготовки.

По пути я обратил внимание на стоянку вертолётов. Туда в этот момент начала заруливать группа, состоящая из двух Ми-24 и одного Ми-8. Как раз те самые борта, что вчера вечером делали проход над местом прощания с погибшими.

— О, каскадёры вернулись, — сказал Валерий Алексеевич, кивнув в сторону бойцов, выпрыгивающих один за другим из грузовой кабины. — И не с пустыми руками, похоже.

Солдаты вели двух душманов, одетых в тёмные одеяния и армейские ботинки с высоким берцем. На голове у каждого пленного был надет тканевый мешок, а руки связаны